– А что ещё?
– Много чего, но я помучился, вытягивая всё из Вероны. У неё была истерика, я подумал, что её беспокоит состояние Пупси. На самом деле её терзает смерть Айрис. Я потихоньку принёс в больницу диктофон. Хочешь послушать мой разговор с Вероной?
– По-моему, это не очень прилично, – запротестовала Полли. – Это же частная беседа.
– А если бы я её дословно повторил, было бы более прилично?
– Ну… если так…
Неровная речь Вероны перемежалась шмыганиями и всхлипываниями, но первым на кассете был записан голос Квиллера, и он скривился, когда услышал, что повторяет пошловатую фразу Бозвела.
– Бог мой! Неужели я это сказал?
– Не бойтесь говорить со мной о своем горе. Соседи для того и существуют,
– Мне ужасно об этом думать. Когда Айрис умерла, я тоже хотела умереть.
– Она была прекрасная женщина. Все её любили.
– Она была так добра ко мне и к Пупси. Никто больше…
(Долгая пауза.)
– Вы знали, что у неё плохое сердце?
– Она никогда не говорила о себе, но я знала, что её что-то беспокоит.
– Она говорила вам о таинственных звуках в доме?
– Да. И когда я сказала Винсу, он занервничал. Он сказал, что она слишком любопытна. Он стучал и сверлил, а она слышала и думала, что это привидения или что-нибудь ещё такое. (Приглушенные рыдания.)
– Что же он решил?
– Он пытался придумать способ выманить её из дома, но она любила музей и любила свою кухню. Она вечно готовила, пекла что-нибудь.
(Долгая пауза.)
– Продолжайте, продолжайте.
– Однажды он пришёл домой с кассетой, какие продают на Хеллоуин, – таинственные звуки, ну вы знаете. Он сказал, что у него есть идея. Он сказал, что она глупая женщина и что он может хорошенько напугать её, она бросит работу, и тогда мы сможем жить в квартире смотрителя, а он сможет копать везде, где захочет.
– Его идея помогла?
– Она очень встревожилась, но не уехала. Винс всё время говорил об этом. Он был как сумасшедший, а когда он впадал в такое раздражение, нога у него болела сильнее.
– Вы помните ту ночь, когда умерла Айрис Кобб?
(Громкий плач.)
– Я эту ночь никогда не забуду! До самой моей смерти!
– Что тогда произошло?
(Всхлипывания.)
– Он дал мне простыню с двумя дырками. (Рыдания.) Он сказал мне надеть простыню… и встать перед её окном… а он поставит кассету со звуками. Я не хотела, но он сказал…
(Долгая пауза.)
– Что он сказал?
– Он угрожал, и я испугалась за Пупси и сделала, как он велел. (Мучительные рыдания.) Я не знала, что он собирается сделать!.. Господи, прости меня!.. Я не знала, что он собирается задушить Айрис этой подушкой! (Истерические всхлипывания.)
Квиллер выключил пленку.
– Она так плакала, – сказал он Полли, – что у неё чуть было не начались судороги. Вошла сиделка и дала ей что-то выпить и сказала, что мне лучше уйти. Я так и сделал, но не стал совсем уходить, а подождал в комнате для посетителей и через некоторое время вернулся. Я поблагодарил её и сказал, что она хорошая женщина и что ей надо поехать на юг и начать новую жизнь. Я держал её за руки, и она почти улыбалась. Потом я спросил её: почему в квартире Айрис было темно? Этот вопрос не давал мне покоя с тех пор, как я нашёл на кухне её тело.
– Верона ответила?
– Она сказала, что это она вошла и выключила свет и микроволновую печку. Гомер Тиббит внушил волонтерам, занимающимся уборкой, что они всегда должны всё выключать, чтобы не было пожара.
– Просто мурашки по коже! – сказала Полли. – Страшная история – и странная!
– Хочешь услышать кое-что действительно странное? – спросил Квиллер. – Когда я первый раз взял Коко в музей, он сразу пошёл к одной подушке в разделе текстиля. Тогда я этого не знал, но эту подушку забрали с экспозиции без разрешения, а потом вернули… И это не всё. Когда он прошлой ночью побежал в амбар, он нашёл там новорождённых котят, которые лежали на грязной белой простыне с прожженными в ней дырками. Очевидно, после того как ею напугали Айрис, Бозвел засунул эту простыню между ящиками. Шёл дождь, а простыню волочили по мокрой земле; края были выпачканы в грязи… И ещё один невероятный факт, Полли! Два раза, ровно два раза Коко сбрасывал с полки роман, в котором главного героя душат подушкой!
Когда Квиллер вернулся на ферму, распушившие хвосты сиамцы встретили его жалобным мяуканьем. В квартире было холодно.
– Что, обогреватель не работает? – спросил он. – Или тут разгуливает тень Эфраима? – Он развёл в камине в гостиной огонь, влез в свой старый клетчатый халат, опустился в кресло и начал размышлять.
Он не стал рассказывать Полли об истории Адама Динглбери и о найденных им документах, эту историю подтверждающих. Бумаги вернулись в двойное дно старой конторки Динглбери, где эта тайна будет надёжно храниться ещё несколько десятилетий. Мускаунти мог продолжать верить, что Эфраим умер – при тех или иных обстоятельствах – 30 октября 1904 года, и Благородные Сыновья Петли могли продолжать свои забавы. Квиллер подозревал, что Благородные Сыновья, в количестве тридцати двух, с фонариками на касках, каждый год 13 мая разыгрывали шествие призраков через холм Гудвинтера.
В синем бархатном кресле сиамцы предавались взаимным ухаживаниям. Выбрали ли они это кресло потому, что оно было любимым креслом миссис Кобб, или потому, что они знали, что цвет обивки подчёркивает синеву их глаз? Квиллер наблюдал за ними – красивые создания, гордые и таинственные.
Он обратился к Коко:
– Когда ты сидел в кухне на окне и таращился во двор, знал ли ты, что там происходят тёмные дела?