– Молодая супруга изменит его привычки, – пошутил Квиллер. – Она ещё очень ничего!
– Да, – хихикнул Ларри, – они будут смотреть телевизор до восьми вечера… Что мы смеёмся? Будет нам столько лет, сколько Гомеру, посмотрим тогда, что от нас останется! – Он поговорил с Тиббитом, повесил трубку и сообщил, что утром Гомер первым делом пришлёт слесаря.
– Касательно замков и ценностей, – продолжал Квиллер, – у меня есть ещё одно предложение. В столе, который стоит у Айрис в гостиной, лежало много личных бумаг. Их надо связать, запечатать и передать её сыну.
– Я это с удовольствием сделаю, – отозвалась Сьюзан. – Я увижу Денниса на этой неделе.
Квиллер бросил на неё косой взгляд и повернулся к Ларри.
– Предлагаю сделать это прямо сейчас, – сказал президент. – Сьюзан, ты, Квилл и я – мы можем этим заняться. Какой величины коробка нам потребуется?
Втроём они отправились в западное крыло, неся с собой картонную коробку, липкую ленту и фломастер. Коко и Юм-Юм встретили их у дверей.
– Кисоньки, привет, – весело сказал Ларри. Коты последовали за ним в гостиную, где письменному столу было отведено почётное место.
– Самый уродливый стол, какой я когда-либо видел, – прокомментировал Квиллер.
Это была, по сути, плоская коробка с одним ящиком и выдвижной поверхностью для письма, водруженная на высокие ножки и заканчивающаяся полками.
– Это оригинальный Динглбери ручной работы, около тысяча восемьсот девяностого года, – укоризненно покачал головой Ларри. – Айрис купила его на аукционе, когда распродавали вещи Гудвинтера. Я пытался её перебить, но сдался, когда цена дошла до четырёхзначной цифры.
За дверцами стояли коробки из-под обуви, помеченные большими печатными буквами, написанными фломастером: «Счета», «Письма», «Финансовые дела», «Медицина», «Страхование» и «Личное». В ящике валялись ничем не примечательные ручки, ножницы, скрепки, резинки, бумага для записей и увеличительное стекло.
– Увеличительные стекла у неё где только не лежали, – сказал Квиллер. – Она даже на цепочке лупу носила.
– Ну что, – сказал Ларри. – Закроем это всё в кабинете, и пусть Деннис за них распишется, когда придёт.
– Хорошая идея, – ответил Квиллер.
Сьюзан было нечем крыть. Она заметно помрачнела. Когда они уходили из гостиной, она чуть не споткнулась о ковёр. Квиллер подхватил её.
– Извини, – сказал он. – Под ковром сидит кот. Один раз он уже заползал под такой же восточный ковер.
– У него хороший вкус, – заметил Ларри. – Все это старые ковры – большой музейной ценности.
– У тебя тут больше нигде ловушек не понаставлено? – проворчала Сьюзан и пошла вслед за Ларри обратно в музей.
Квиллер разморозил сиамцам «курицу по-королевски», и те её за милую душу умяли, аккуратно оставляя в сторонке душистый перец и дробленый миндаль. Он рассеянно наблюдал за любопытным процессом, не переставая думать о пропавшей простыне, о передвинутой подушке, об украденной поваренной книге и о том, с какой готовностью Сьюзан взялась разбирать личные бумаги Айрис Кобб.
Когда муж Сьюзан Эксбридж развёлся с ней, уйдя к другой, с ней что-то произошло. Пока она была женой преуспевающего бизнесмена, она вела кипучую общественную жизнь, входила в советы чуть ли не всех организаций и усердно трудилась для общего блага. Но после такого удара по самолюбию Сьюзан сосредоточилась исключительно на благе Сьюзан Эксбридж. В какой-то мере это было оправданно. Если верить пикакским слухам, её бывший муж устроил так, что после развода Сьюзан осталась богатой только на бумаге, наличных у неё было мало, а продай она ценные бумаги, пришлось бы отстегнуть большой налог.
Ходили также сплетни, что совместная фирма «Эксбридж и Кобб» на девяносто процентов была профинансирована Айрис. Если это правда, рассуждал Квиллер, то Сьюзан получает неплохое наследство. Разумеется, обе женщины были хорошими подругами и деловыми партнерами, но всё же такая ситуация наводила Квиллера на некоторые подозрения. Вряд ли можно было найти двух более несхожих людей. Айрис не была ни элегантной, ни утонченной, ни бойкой, и всё же Сьюзан щедро дарила Айрис свою дружбу, а той льстило, что она водит знакомство с женщиной столь изысканной в манерах, в одежде и обладающей столь обширными связями в обществе.
Квиллера возмущала мысль, что Айрис Кобб использовали; ведь открыть новый антикварный магазин помогли как её знания, так и её деньги. И ещё его раздражало то, как Сьюзан вьётся вокруг Денниса Гафа, у которого есть жена и маленький сын, а ещё солидный кусок состояния Кобб Флагшток.
Своё негодование он погасил, сообразив себе бутерброд: ржаной хлеб с тмином из одного морозильника, солонина – из другого, горчица и хрен – из холодильника. Сиамцы так внимательно за ним следили, что он поделился с ними мясом.
– Дух миссис Кобб всё ещё с нами, – сказал он им.
Так оно и было. Её присутствие ощущалось во всём: о нём напоминала еда, которую она приготовила, уютная кухня, старинные вещи, подобранные по её вкусу, розовые простыни и полотенца, даже её журналы и книги в бумажных переплётах. Казалось, она вот-вот войдет в комнату и скажет:
– О мистер К., не хотите попробовать моего кокосового печенья с шоколадом?
Он оторвался от бутерброда, и ему почти показалось, что он видит её. Не это ли незримое присутствие побуждало Коко урчать так, словно он говорил с кем-то?
Квиллер вскочил и вышел на улицу – немного пройтись во дворе, чтобы вернуть себе хоть подобие спокойствия.
Был воскресный вечер. Неделю назад он слушал «Отелло», и отчаянный звонок миссис Кобб оторвал его от первого акта. С тех пор он два раза пытался послушать оперу целиком. Надо ещё раз попробовать. Обычно в Мускаунти по воскресеньям тихо, вряд ли кто-нибудь позвонит. Он подумал было, не отключить ли ему оба телефона, но он не мог жить без информации, и его ужаснула сама идея, что он по собственной воле может пропустить какой-нибудь звонок.