– Доктор Галифакс – милейший человек, он всегда выслушает и поможет. Он вам понравится.
Они ехали в «Нью-Пикакс Отель», так он назывался, но Квиллер предупредил Денниса, чтобы на суперсовременные апартаменты тот не рассчитывал.
– Этот отель был «новым» в тридцатые годы, но там уютно, расположен он в самом центре и неподалеку от Траурного зала. Ларри Ланспик свяжется с вами завтра – или даже сегодня вечером. Он президент Исторического общества и отличный парень.
– О да, мама Ланспиков очень любила.
Они оставили машину перед отелем, и Квиллер проводил Денниса к портье, где присутствие знаменитых усов обеспечивало роскошное обслуживание. Ночной дежурный был одним из тех рослых блондинов приятной наружности, которыми так богат Мускаунти.
– Митч, – сказал ему Квиллер, – я заказывал номер для Денниса Гафа, пишется «х-а-у-ф», произносится «Гаф». Он приехал на похороны миссис Кобб. Посмотрите там что-нибудь получше… Деннис, это Митч Огилви, член Исторического общества. Он был знаком с вашей матерью.
– Мне очень жаль, мистер Гаф, – сказал портье. – Она была восхитительным человеком и очень любила свой музей.
Деннис пробормотал какие-то благодарности и расписался в книге постояльцев.
– Спокойной ночи, Деннис, – сказал Квиллер. – Увидимся завтра вечером в Траурном зале.
– Спасибо за всё, Квилл… Возьмите! – Он вытащил из сумки конверт и протянул Квиллеру. – Это ксерокопии. Возвращать не надо. Здесь несколько последних писем. Последнее пришло в субботу. Может быть, вы сможете понять, что творилось в музее… Если это не… – Он постучал себе по лбу.
Отвезя Денниса в отель, Квиллер поехал в Норд-Миддл-Хаммок. Дорога была окутана призрачной голубой дымкой – это лунный свет смешивался с обрывками тумана, оседавшего в долинах. Когда он приехал домой и выключил фары, то увидел, что дом и двор утопают в таинственной голубизне.
Он вошёл в дом и включил люстру с четырьмя свечами. Загорелось только три. И тут из тёмной гостиной крадучись появились две тени и сверкнули на него глазами.
– Что у нас со светом? – спросил он у них. – Вчера вечером все четыре работали.
Коты зевнули и потянулись.
– Что вы можете сообщить? Вы слышали какие-нибудь необычные звуки?
Коко стал длинным розовым языком приводить в порядок свою грудку, а Юм-Юм потерлась об ноги Квиллера, намекая, что неплохо бы перекусить. Они в первый раз оставались здесь одни, и Квиллер обвёл взглядом комнату в поисках криво висящих картин, разбросанных по полу книг, сдвинутых абажуров и разодранной туалетной бумаги. Никогда не угадаешь, чем они могут ответить на то, что их бросили в новой обстановке. К счастью, их присутствие выдавали лишь несколько волосков кошачьей шерсти на синем бархатном кресле и несколько сухих цветов на полу гостиной; это значит, они облюбовали себе любимое кресло миссис Кобб и один из них, а может, оба вспрыгивали наверх семифутового шифоньера, чтобы изучить зимний букет, стоявший корзине – одной из таких, какие когда-то делали квакеры.
Квиллер сварил себе кофе и сел читать последние письма Айрис Кобб, мысленно поблагодарив Денниса за то, что он подарил ей пишущую машинку. Первое письмо было датировано 22 сентября и начиналось вопросами заботливой бабушки о Деннисе-младшем, далее шли замечания о хорошей погоде, восторги по поводу нового антикварного магазина, открытие которого намечено на 17 октября, и длинный рецепт какого-то нового очень калорийного десерта, который она изобрела, а далее шли такие строки:
В музее происходит столько интересного! На днях мне пришла в голову мысль, что хорошо бы было выставить в одной из музейных спален постельную грелку с длинной ручкой, и я вспомнила, что кто-то отдавал нам грелку в плохом состоянии. Я посмотрела по компьютеру. (Фонд Клингеншоенов оплатил нам приобретение компьютера для составления каталога нашей коллекции. Правда, как замечательно?) Конечно, там было сказано, что на корпусе вмятины, а ручка болтается, но стоит отреставрировать. И я пошла вниз её искать.
В подвале у меня свалены всякие поломанные вещи, и я шарила в поисках грелки, когда услышала таинственные (два «н», правильно?) постукивания по стене. И я сказала себе: как славно! У нас поселилось привидение! Я прислушалась и попыталась понять, от какой стены идут звуки, а потом подобрала старую деревянную толкушку для пюре и сама постучала в стену. После этого звуки прекратились. Если это было привидение, то я, наверное, его испугала.
Жаль, что вы не можете приехать на торжественное открытие магазина. Всё должно быть очень пышно. Сьюзан организует и шампанское для крюшона, и цветы, и всё такое.
С любовью, мама
Цветы, подумал Квиллер. Разумеется, ржаво-жёлтые хризантемы. Он взял следующее письмо, датированное 30 сентября, и обнаружил резкую смену настроения. Миссис Кобб писала:
Дорогие Деннис и Шерил!
Я страшно расстроена. Я только что получила от доктора Тала результаты анализов, и всё ужасно плохо! Сердце, кровь, холестерин – всё! Я так плакала, что даже говорить не могла, а то бы я позвонила. Если я не буду соблюдать строгую диету и не буду делать некоторые упражнения и принимать лекарства, понадобится операция! Меня это просто сразило. Никогда не думала что вдруг сразу так сдам. Я великолепно себя чувствовала! А теперь просто руки на себя наложить хочется. Так это говорится? Простите, что взваливаю на вас свои неприятности. Сегодня не могу больше писать.
Мама
Бедная Айрис, подумал Квиллер. У его собственной матери наступила такая же паника, когда доктор выдал ей смертный приговор. Он взял следующее письмо и порадовался, обнаружив, что оно звучит гораздо жизнерадостнее. Письмо было написано пять дней спустя.